Главная страница

 

ВСЛАСТЬ ли ВЛАСТЬ?..

Повсюду цитируются слова Толстого, что все счастливые семьи похожи, а каждая несчастливая несчастлива по-своему. Но и в несчастьях есть свои закономерности, по­знав которые можно предотвратить хотя бы некоторые из них. Обсудим мы далеко не все варианты. Нас больше будут интересо­вать браки городские. И это приблизитель­но ровесники, поженившиеся по любви в молодом возрасте, не слишком религиоз­ные, принимающие идею равенства муж­чины и женщины. Итак — лидерство в супружеской паре. Если противоречий нет и дело решается простым побуждением кто-то подал мысль, а кто-то принял, то и сложностей никаких нет. Расхождения непринципиальные — один поканючил, другой “сни­зошел” — и тоже без коллизий. Можно призвать на помощь логику, привести аргументы и убедить второго супруга, что предложенное нужно ему же. Но если вскрываются непримиримые противоречия, то люди обращаются к средствам принуждения. Когда мы задавали вопрос о том, у кого в руках в семье больше средств принуждения, лю­ди обычно говорили, что у жены, реже — у мужа, и еще реже говорили о паритете. А мы убеждены, что в первые годы супружества рычаги вла­сти сосредоточены у жены, а к двадцатому году, если семья не распалась, они почти все переходят к мужу.

Это — теорема, которую требуется доказать. Итак, доказательства. Они у вас в руках, это ваши же наблюдения, которые лишь изредка мы будем подтверждать научными фактами. В то же время, эти ваши пра­вильные житейские наблюдения мы постараемся свести в некую еди­ную систему, которая и должна нам дать новое парадоксальное знание.

 

Рычаги власти. Первые годы супружества.

 

Обратим внимание, что сейчас мы будем говорить именно о первых годах А потом—о последних годах супружеского двадцатилетия. По­чему двадцатилетия (если, к слову, оно еще будет отпраздновано, то есть если не будет развода)? А в конце двадцатилетия дети вырос­ли, брак выполнил как бы свою родительскую функцию, и в это вре­мя начинают активнее разводиться мужчины.

Кто над кем будет властвовать, зависит в значительной мере от то­го, кто в ком больше нуждается. А это последнее, в свою очередь, зави­сит от того, кто легче найдет замену “худшему”, делающему все враз­рез с моими представлениями о жизни, на “лучшего”, того, кто будет послушен. При всем том, что в других отношениях он и она нравятся друг другу.

Так вот,

 

Кто в молодом возрасте привлекательнее?

 

Начнем с самого начала. Ребеночек родился. Вряд ли кто-нибудь, не кривя душой, скажет, что он прекрасен. Ну, для матери — не в счет. Но к двум годам он действительно становится притягательны своей инфантильной красотой. От двух до пяти — этот возраст занятен не только в известной книге Чуковского. Он милый пупсик с бабочкой, а она милый пупсик с бантиком. А потом? Потом начинается некото­рое ухудшение эстетических качеств, которое достигает своего макси­мума в 11—13 лет. Это возраст гадкого утенка.

Но кто гаже? Опять же на этот вопрос все дружно заявляют, что он. А выход из состояния гадкого утенка? Она к 17-18 годам расцвела, она царевна Лебедь. А он в этом возрасте еще пока едва выбирается из этого состояния. Лебедем он станет, по мнению практически всех женщин, лет в тридцать. При­близительно, только для пояснения мысли. Точных исследований на эту тему никто не проводил, да они были бы не нужны. Я это приво­жу по экспресс-опросам на массовых лекциях.

Но что же из этого вытекает? Она привлекательна для своих и его ровесников. Но она привлекательна и для тех, заматеревших, со ста­тусом, с деньгами, со связями, с опытом в сексе, много повидавших, умеющих об увиденном поведать, решивших проклятую квартирную проблему... Он неконкурентоспособен пока по отношению к тем, старшим, да и его ровесники, в силу того что проявляют по отноше­нию к ней повышенный интерес и покладистость (они же не в браке с ней), тоже кажутся ей лучше.

Так что, исходя из ее более высокой по сравнению с ним сексапильности для людей противоположного пола,

 

 

У нее лучше психотехника общения

 

Девочки-подростки бойко щебечут, а мальчики говорят междометия­ми. К свадьбе он разговаривает уже простыми предложениями, ну а тридцатилетний его соперник изъясняется уже сложносочиненны­ми и даже сложноподчиненными предложениями, употребляет часто не только причастные, но и деепричастные обороты, а к ласкам и сказки прибавит, и к ее шелковой коже так идет его бархатный го­лос. К чему это мы? А вот к чему... При разрыве у нее благодаря и это­му больше возможности замены. Чтобы ей познакомиться, достаточ­но бросить взгляд с милой косинкой. И ухаживания она принимает красиво, а он красиво ухаживать еще не умеет. Он в технике знаком­ства проигрывает не только ей, но и старшим соперникам. Разуме­ется, и ухаживает он хуже, чем они. Это только кажется, что у подро­стков нет проблем с общением, напускная развязность — как раз от неумения, она “призвана” компенсировать это неумение.

Все обрисованное, как и разница в сексапильности, работает на то, что замену супругу скорее найдет она, чем он.

 

Любовь и деньги

 

У него хуже и с деньгами. Уточним. Он зарабатывает в среднем чуть больше. В застойные годы это было практически всегда так. На сего­дняшний день в среднем это тоже остается так, но исключений больше. (Молодые мужчины — более рискованные люди, и они могут начать получать доходы существенно большие за счет существенного риска в жизни.) Потом, через двадцать лет, все изменится. Его доходы растут существенно быстрее, чем ее.

Но в среднем в молодости остается чуть больше, а не намного больше. Не разбе­жишься с такой финансовой властью. Тем более что в это время родители жены — в самой силе, они помогают ей материаль­но, и жена в этом отношении ориенти­рована не на мужа, а на родителей, а теща чаще всего не в ладах с зятем. Жена может не считаться с его дохода­ми. Ну а в случае разрыва ему придется завоевывать будущую жену, ухаживать за ней, а его бывшая жена от потенциального нового мужа ухаживания принимает. Старинные слова “ухаживать”, “ухаживание”, по-моему, хорошо отражают суть дела. Как ни крути, но в понятие “ухаживать” вкладываются денежные траты. Привезти-увезти, хотя бы и на метро, обеспечить совместную вечеринку, билеты в театр, развлечения. По принятым пока обычаям — это за ним. Следователь­но, траты неодинаковые. Ей надо только одеться, а ему и одеться и одеть. Фигурально, конечно, выражаясь. Ну, и что из этого следует? Он, молоденький, отдал ей, молодой жене, хозяйке, всю свою зар­плату. А за новым вариантом надо ухаживать и тратить деньги, кото­рых нет, и нет возможности заработать (нет опыта, нет связей, нет надбавки за стаж)... Следовательно, он в поисках замены — в худшем положении, чем она.

 

До и после двадцати четырех

 

Если говорить об объективных социологических данных, то обеспе­ченность потенциальными брачными партнерами в возрастной груп­пе до 24 лет у женщин по четырем переписям населения всегда была выше, чем у мужчин. То есть неженатых мужчин от 18 до 24 лет боль­ше, чем незамужних женщин до 24 лет. Понятно, молоденькие девуш­ки выскакивают замуж за слегка более старших женихов. Такую любо­пытную информацию получил в своих расчетах известный социолог семьи А. Б. Синельников. Получается, что для молоденьких женихов вообще не хватает молоденьких невест, они вынуждены (иногда, правда, желают этого) жениться на женщинах старше себя — таких браков около 10%. Эта перспектива при раннем разводе у молодень­кого с молоденькой ему, молоденькому, чаще всего не нравится, он цепляется за свою молоденькую жену и, понятно, зависим от нее. Правда, после 24 лет картина меняется. “Качественные” молодые же­нихи расхватаны, остаются “некачественные”. Кроме того, молодые мужчины гибнут, становятся инвалидами в горячих точках, более час­то заболевают несовместимыми с браком болезнями (алкоголизм, наркомания, тяжелые формы шизофрении). И незамужних женщин становится, как мы писали, относительно больше. Так что возмож­ность замены после 24 лет постепенно перерастает в рычаг власти в руках мужа. Но зато у женщин в это время появляется другой, более мощный рычаг власти — ребенок, о чем мы будем рассказывать ниже более подробно. Другие средства воздействия либо остаются такими же, либо тоже постепенно изменяются.

Итак, замену он находит более трудно.

Значит, не он, а она может сказать (и говорит): не хочешь делать, как я хочу, — расходимся...

Ну а как будут чувствовать себя после разрыва отношений он и она? Сравнительный анализ. Кому хуже,

 

Для кого разрыв будет больнее?

 

Для него! Потому что стресс разрыва — это стресс. А мужчины менее стрессоустоичивы. В главке “Активная антикатегоричность” мы к это­му привели читателя методом Сократа. И вынесем это, так сказать, за скобки. Имеется в виду, что все мужчины по сравнению со всеми женщинами. Здесь есть что уточнить. Обычно говорят, что женщины более эмоциональны. И это верно, если говорить о подвижности эмо­ции. Ей легко заплакать, но в общем переход от искренних слез к ис­креннему смеху — в этом тоже — женщина. Но и мужчины более эмоциональны. В том смысле, что у них больше сила эмоционального переживания. Их эмоции более энергетичны. А значит, и стресс, вы­званный разрывом отношений, у него сильнее...

Но это в целом. Понятно, что стресс уменьшился бы, будь возмож­ной сразу адекватная замена. Но достойной замены ей у него нет, а у нее ему замена найдется.

И еще.

 

• Все мы, когда нам плохо, идем к друзьям за разговорами и за со­чувствием, эмоциональным резонансом. И при разрыве с люби­мыми — тоже. Друзья поймут, но к ним со своей болью надо обратиться. Для женщины это так естественно. А для мужчины? Что ж я, девица, что ли, что не справлюсь сам, а буду плакаться в жилетку...

 

И он не идет. Труднее. А если все-таки пойдет, то кто легче выска­жет свою боль, негодование в поисках сочувствия? И кто его скорее получит? Она посигаретничает за кофейком, выговорится. А ему, что­бы выговориться, сигарет и кофе мало, ему надо выпить. К слову, это одна из причин мужской алкоголизации, но не об этом сейчас речь, а о том, что раз нужна более серьезная наркотизация, значит, и стра­дание большее. Здесь психотехника общения выступает в своей вто­рой ипостаси (мы помним, что она помогает найти замену — это пер­вая ипостась). И эту вторую ипостась тоже надо оценить по заслугам. Когда некуда пойти и поплакаться, то недалеко и до невроза, депрес­сии, самоубийства.

Сексуальность мужская в молодом возрасте уже вовсю “играет”, женская же — медленно набирает высоту. Получается, что и в этом плане он при разрыве терзается сильнее, чем она. К душевной боли личностного одиночества присоединяется боль сексуального одиночест­ва. Она же переносит его спокойнее.

 

Рычаг власти — ребенок

 

С появлением ребенка положение молодого мужа и вовсе усугубля­ется. По справедливости сказать, плохих отцов больше, чем плохих матерей. Хотя и такие встречаются, — чего стоят душераздирающие телепередачи о брошенных в роддомах и заброшенных в детдомах де­тях. Но не о плохих, а о нормальных отцах, коих подавляющее боль­шинство, и о вполне нормальных мамах ведем мы речь. Отцов мамы могут задеть и поддеть угрозой возможного разрыва с ребенком. Дело в том, что вопреки законодательству и благодаря сложившейся прак­тике ребенок при разводе остается почти всегда с матерью. Отец же практически полностью лишается прав и, по существу, освобождается от обязанностей. Он имеет одно право (оно же и обязанность) — пла­тить алименты. Во время ссор муж и жена уточняют каждый свои воз­можности в отношении ребенка. Так что и он и она понимают, что ре­бенок останется с ней. Если отец любит ребенка, то разрыв с ним страшен. Наверное, он тяжелее даже потери жены. Ведь новую жену все-таки можно найти и забыть первую. А утрата ребенка невозместима, потому что ребенок — своя кровь, к нему привыкают с его рожде­ния, ребенок забывается намного труднее. И поэтому если разрыв и с женой, и с ребенком, то стресс разрыва для мужа — двойной.

Боязнь потерять ребенка делает положение мужа-отца очень зави­симым. Он не хочет развода. И добивается стабильности послушани­ем жене.

 

Имущественный крах

 

В случае развода муж-отец лишается большей части нажитого, в том числе (и главное) — жилища. Как решается чаще всего вопрос о жил­площади? Из сделанной правдами-неправдами двухкомнатной квар­тиры он едет в комнату в коммуналке, а она с ребенком — в одноком­натную отдельную квартиру. Уважающий себя совестливый мужчина, как говорится, берет электробритву и уходит. То есть он отброшен в имущественной проблеме к началу процесса, все надо начинать сно­ва. А если он оставляет за собой что-то по закону, то терпит мораль­ный урон в глазах общества и близких.

Это еще больше увеличивает стресс разрыва и способствует воскообразному состоянию воли к власти у мужа.

 

Развод — драма для молодого мужа

 

Все то, что мы обрисовали здесь, придает разрыву и разводу для муж­чин драматическое и даже трагическое звучание. Вдумаемся в социо­логические данные. В целом в городах лишь менее трети разводов инициировано мужчинами, а 68% (более двух третей) разводов ини­циировано женщинами. При том, что у 40% разводящихся пар супру­жеский стаж менее трех лет. И при том, что активность мужчин в раз­водах начинает превалировать только после 50 лет. Что это? А это вот что. Наибольшая активность жен в разводах — в самом молодом воз­расте. А молодые мужья прилагают много усилий, чтобы сохранить брак. И если развод состоялся против его воли, ему настолько плохо, что дело доходит до самоубийства. Количество самоубийств в моло­дом возрасте у мужчин в 6—7 раз больше, чем у молодых женщин. Ко­нечно, часть их обусловлена более распространенными среди мужчин психическими заболеваниями. Конечно, они более часто запутыва­ются и в уголовных делах, но из трудной для него социальной ситуа­ции он старается выпутаться, а матримониальный крах как раз и яв­ляется наиболее распространенной причиной самоубийств. Женские самоубийства, как правило, демонстрационные, чтобы привлечь вни­мание, чтобы пожалели: она десять таблеток примет и десять записок разложит, чтобы ее спасли. Мужчины же употребляют двойной-трой­ной способ самоубийства, и их находят чаще уже мертвыми.

 Угрозу развода муж воспринимает всерьез и старается его предотв­ратить покладистостью, подчинением, послушанием. Ну а

 

Жена умело нащупывает рычаги принуждения.

 

Женщина — талант в мире отношений и общения. Гораздо способнее мужчины. Она изысканно экспериментирует. Она практикует проб­ные разрывы с повышением напряженности. Для начала — молчание. О, это вам не ворчание. Ну что такое ворчание? Это — жена, хоть и трудная, но все еще здесь, никуда не денется, поворчит — и успоко­ится. Когда на лекциях я задаю вопрос о том, что страшнее, зал еди­нодушен: молчание. И это понятно: молчание — это заговор, разрыв, пусть и частичный, но это и предтеча полного разрыва.

Не помогло молчание — уход без оповещения на несколько часов из дому. Не подействовало — переезд ненадолго к родственникам или друзьям с демонстрацией доказуемого (обратите внимание на такую манипулятивную тонкость) сохранения верности мужу на тот случай, если развод все же не состоится. И это не сработало, что ж, может быть, более действенно будет объявление о временном, а потом о пол­ном разрыве, затем о разводе. Такое постепенное повышение давления на иррациональном уровне — не что иное, как зондирование. Если нет уступки при меньшей напряженности, то включается большая.

Нередко жена стремится вызвать чувство ревности. Она демонст­рирует интерес к ней других мужчин. Говорит о возможности и допу­стимости измены и замены. Иногда дело доходит до действительной измены с демонстрацией ее мужу. Мы имеем в виду не измену, дикту­емую новой глубокой любовью, а измену именно как средство при­нуждения.

Измена для молодого мужа — душевная боль. Удар по самооценке. Позор при огласке. Мужчины и измену переносят тяжелее, чем женщи­ны. Ревность мужчин более глубинная, биогенная. Угроза измены — это очень неприятный, серьезный, бьющий по самолюбию рычаг влас­ти в руках женщины. Послушался — отношения восстанавливаются.

Посмотрим теперь, как используется

 

Общественное мнение.

 

Окружение “по месту жительства” как чаще настроено? Женщины — хранительницы домашнего очага, мужчины — пьяницы и гуляки. Так что если она изменяет даже, то потому что он ее обижает. И действи­тельно, пьяниц среди мужчин больше, чем среди женщин. Правда,

и нравственных гениев больше. У мужчин все так. Больше талантов в науке и больше олигофренов (чем среди женщин). Больше короты­шек и больше долговязьк. Больше особо плохих и больше особо хоро­ших. Но бросаются в глаза пьяницы, и по ним — выборка ведь! — де­лается вывод обо всем роде мужском: средний мужчина хуже средней женщины. Более сложная закономерность (у мужчин больше вообще крайностей) в расчет не берется, она и неизвестна в широких кругах, открывший ее кибернетик Геодакян обсуждал это не в газетах, а в на­учных журналах. Так что общественное мнение дома и на работе — не в пользу молодого мужчины, и чуть что — к этому мнению можно апеллировать. Рычаг, пусть небольшой, но в руках жены.

А вот вздумал бы он прийти к начальству по поводу семейных кон­фликтов... Что бы вышло? Правильно, ничего, кроме смеха со сторо­ны ее сослуживцев. Иное дело, если она на работу к нему придет. Тут будет получено понимание и поддержка. Дыма без огня не бывает — полагают сослуживцы.

Руководитель-женщина поддержит молодую жену из женской солидарности. Руководитель-мужчина поддержит молодую жену вопреки мужской солидарности из соперничества, хотя в мотивах не признается иногда даже себе. А мотивы такие: сейчас я ей окажу услугу, защищу ее, а потом мы будем с ней знакомы, разведутся, и она со мной заведет роман. А по отношению к молодому мужу у началь­ника срабатывают родительские тенденции — наказать.

Молодой муж продвигается по службе, и любая запятая может стать точкой на этом пути.

Так что молодой муж боится жалоб на работу со стороны жены.

 

Он не сведущ в домоведении

 

С одной стороны, ему это выгодно. Можно полежать или заняться интересными для него мужскими делами. Поэтому он не сопротив­ляется такому положению. А проигрыша-то оказывается на поверку гораздо больше, это он начинает понимать много позже. Например, оставшись без обеда (это она не оставила ему обед), он чувствует себя беспомощным. Но это не главное. Важнее, что она компетентна в до­моведении, а он нет. Поэтому она распорядитель кредитов. Он ей деньги отдает, а она ему выдает. На еду-транспорт. На покупки-химчистку. Она же в доме работодатель, поскольку все в доме знает. А дала работу — надо проконтролировать ее исполнение (функция ОТК — отдела технического контроля). А за нерадивость надо наказать (су­дебный исполнитель!). Наказывает не плеткой, конечно. Ворчанием.

Или молчанием. Все это вместе, (финанси­рование, работодательство, контроль, на­казание) — атрибутика ВЛАСТИ. По изве­стному выражению, власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолют­но... Женщинам есть повод задуматься.

Когда-то я опубликовал в “Вечерней Москве” небольшую статью под эдаким заголовком “Кухня — дело мужское”, в общем-то в защиту задавленных кухней жен. И получил большую почту, в которой рефреном было: “Э нет, мы кухню мужьям не отдадим”. Это и понятно. Постанывая от перегрузок (кстати, лиш­ний повод дать ему почувствовать свою значимость и упрекнуть), же­на не склонна отдать лидерство в домоведении, а вместе с ним и власть по дому, которая фактически означает власть в доме. Пусть он ей “помогает”, то есть выполняет неквалифицированные работы. Под ее руководством. Мелочным. Дотошным.

 

Ребенок как субъект — рычаг власти

 

Мы говорили, что жена-мать в случае разлада может ребенка мужу дать, а может и не дать. Тут ребенок выступал в качестве некоего объ­екта, который и можно “дать или не дать”. Но ребенок, пусть и пяти­летний, уже субъект, у него свои мотивы, свои понятия о жизни. Ес­тественно, очень зависимые от психологической ситуации.

Он знает, что в случае развода останется с мамой. Ведь так уже слу­чилось с некоторыми другими детьми. И к той пуповинной привязан­ности, которая естественна в каждом ребенке, присоединяется еще и командно-административная зависимость. Ребенок видит все то, о чем мы говорили в предыдущих главках. Но прибавляются и еще впечатления. Мама дает папе десятку на обед-сигареты и ему, ребен­ку, трешку — на завтрак-мороженое. Понятно, папа больше, поэтому ему мама дает больше, но и ему и папе дает мама. И он с папой в этом отношении — на равных. А вот папа и ребенок возятся с конструкто­ром, а мама возится на кухне. Магия запахов, источаемых кухней, пьянит обоих. Наконец, мама (главный маг и магистр!) объявляет:

“Ну, мужчины, руки помыли? Быстро марш за стол”. И он с ребенком как бы в одном вольере. Для маленького ребенка, как справедливо за­метил один писатель, кормилец тот, кто ставит кашу на стол. И в ре­зультате ребенок, даже мальчик, при ссорах родителей эмоционально объединяется с мамой. Отец оказывается в изоляции, избежать кото­рой можно опять же только подчинением.

 

Она его переговорит

 

Мы уже писали о лучшей психотехнике общения у молодых жен по сравнению с их молодыми мужьями и о ее значении для уменьшения стресса одиночества и для поиска замены в случае разрыва. И остави­ли за кадром аспект, имеющий значение непосредственно в супруже­ском общении. Ведь имея такое преимущество, она его, попросту го­воря, “переговорит”. К тому же муж по характеру своих служебных обязанностей выполняет работу, требующую большего нервного на­пряжения, чем работа, которую выполняет жена. В первые годы ему приходится и прирабатывать. Работа на одну ставку не покрывает всех нужд семьи (читай — жены), он работает на полторы ставки. До­мой он приходит сверхуставший. И вот, представим себе, она заказы­вает билеты в Сочи, хотя он полагает, что ехать семье на отдых надо в Карелию, на озера, где костры, грибы, мало людей, а не в Сочи, где грязно и дорого. Но вот он, уставший и “косноязычный”, вяло возра­зил — одно слово в две секунды. А она три слова в секунду выдает, и он уступает.

 

Помойное ведро не вынес — полового акта не будет

 

И снова вспомним о сексе, но уже не в ситуации разрыва, а в рам­ках непосредственно супружества. В связи с повышенной сексуаль­ной активностью молодой муж зависит от менее активной, лишь пробуждающейся сексуально, жены: конечно же любое непослу­шание мужа вызовет у нее отрицательные эмоции, которые будут угнетать ее сексуальность, и ясно, что в этом случае ни о какой бли­зости не может быть и речи. Но это, так сказать, естественная регу­ляция. Некоторые же жены, будучи менее зависимыми от мужей в силу менее выраженного влечения или, может быть, в силу даже конституциональной фригидности (просто холодна от роду, и все тут), просто отлучают мужа от супружеского ложа за любую провин­ность. В моей клинической практике была такая пара — жена мужу говорила: “По­мойное ведро не вынес — полового акта не будет”.

Смех смехом, но на самом деле это очень сильный рычаг власти женщины. А он козликом прыгает вокруг нее и убла­жает.

 

 Жалкое превосходство

 

Как о средстве возможного принуждения жены со стороны мужа вспоминают о физическом превосходстве мужчины. Что ж, в отста­лых слоях населения применение таких рычагов случается, но это те исключения, которые только подтверждают правило. Нормальный социализированный мужчина сдержит свою агрессию прежде всего из моральных соображений: осудят друзья, снизится самооценка (опус­тился до того, что ударил женщину). Понятно, не последнюю роль сыграет и страх перед юридическим возмездием за несдержанность. Как бы он ни осуждал ее, он боится судебного осуждения, которое ко­нечно же поломает ему всю жизнь, карьеру, и из-за кого, из-за “глупой бабы”? Сдержится. Ну а не сдержится, ударит... Не убьет, только по­бьет. А у нее вон сколько рычагов власти против этого одного, который и блокируется всей этой совокупностью. К тому же сам его проступок может превратиться в козырь в ее руках. Я тебя не посажу, хотя могу, но будь послушен. И он, понурый, нашкодивший песик, водит мор­дой по полу, боясь глаза поднять, и старается ей угодить.

 

Главное средство власти — манипуляция

 

Не надо думать, что жена то и дело бегает к мужу на работу с жалобами и устраивает сексуальные забастовки или постоянно напоминает о том, что он бесправен в отношении ребенка. Это может быть на полутонах, намеках, это подразумевается, понимается. В психологии такое скры­тое психологическое воздействие с выгодой для себя и в ущерб партне­ру, как мы помним, называется манипуляцией. Это одна из форм субъ­ект-объектного отношения к людям, когда другой рассматривается осознанно или на бессознательном уровне не как равный мне субъект, равная мне личность, а низводится до уровня предмета (объекта). В данном случае муж является объектом манипуляции.

— Ах, так? Ты не хочешь ехать со мной в Сочи. Ну и прекрасно. — Жена замолчала..

Он тоже замолчал — а что же делать? И вот она подходит к теле­фону, а он садится в кресло. Она набирает номер, а он берет книгу. Но до чтения ли ему? Буквы прыгают перед глазами, да и книга вверх ногами, он же взял ее в руки только для того, чтобы показать, как он спокоен, не подумав о том, что она прекрасно видит, как книга, под­рагивая в его руках, выдает его внутреннее волнение. Да и не может он сосредоточиться на чтении, потому что прислушивается к разго­вору, а до того еще к звуку диска телефонного аппарата, что там за но­мер; но разобрать трудно, то ли 151-05-07, то ли 262-06-08. И кто там? Может быть, жена назовет имя? Н-нет, она не назовет имени, пусть он помучается в догадках, измена или еще нет. И дальше разговор происходит так, как в главке “Тайны мадридского двора” (чтобы здесь его не переписывать — загляните туда сами), помните, там жена не только не называет имени того, с кем она говорит, но и тща­тельно избегает глагольных окончаний в прошедшем времени, ко­торых он жцет, потому что ясно: “делал” — значит, там мужчина, “делала” — значит, женщина. Разговор закончен, через 15 минут ее встретят у подъезда, кто — для него неясно, то ли давняя подруга, то ли давний друг. И вот она готовится к свиданию. Возможно, с по­другой, но... припоминаете такие картинки, как это делается. Вот она каблучками простучала туда — подкрасилась, вот каблучками просту­чала обратно — поправила прическу, подошла (каблучки!) к вешалке — прошуршала плащом, прошла (каблучки!) в другую комнату — взять сумку, подошла к двери (каблучки...), остановилась — поразмышляла, не забыла ли чего, все-таки забыла (каблучки), взяла (каблучки), оста­новилась у двери, тихо щелкнула замочком сумки, громко щелкнула дверным замком, отворяя дверь... Все, его нервы не выдерживают, он отбрасывает книгу:

— Ну хорошо, едем на, юг, как ты хочешь, бог с ней с Карелией и с озерами, едем в Сочи.

И она, не сразу, умеряет свой гнев:

— Ну вот, сразу бы так, а то север... Снимает плащ, звонит:

— Кать, ну, ты извини меня, в другой раз, ладно. Тут Сережка со мной помирился, сама понимаешь, примирение должно быть бур­ным...

Улыбается:

— Ну, иди сюда, глупый...

Итак, только полутона, намеки, вероятность. Но даже только опасения, что она применит рычаги власти, заставляет его отступить и уступить. Некоторые мужчины защищают себя мыслью, часто вы­сказываемой в наших дискуссиях:

— Это все мелочи: юг, север, покупки... Когда дело дойдет до серь­езных вещей, она будет послушна.

Но жизнь состоит в основном не из землетрясений и пожаров, где жена будет охотнее подчиняться, чем командовать, — к счастью, такое встречается редко. Она состоит из будничных мелочей и средних по значимости проблем: купить телевизор или прицеп, север — юг... И ему приходится чаще подчиняться, чем командовать.

 Основная манера женского властвования — манипуляция. Впро­чем, иногда жена и напрямую напоминает о наличии у нее серьезных аргументов: не хочешь ты со мной на юг — найдутся другие спутники. Так тоже бывает.

 

“Дай рвущемуся к власти навластвоватъся всласть”

 

Владея рычагами принуждения, жена применяет безнаказанно авто­ритарный стиль влияния:

— Так, едем, собирайся!

Или по крайней мере практикует мягко-снисходительный команд­но-административный тон:

— Кисонька, не раздевайся, ну очень надо сходить за хлебом. Она позволяет себе быть категорично-безапелляционной с мужем, высказывает наедине и на людях отрицательные оценки в его адрес, обвиняет, высмеивает, обнаруживает неблагодарность в ответ на его заботы о семье. Если муж бывает не прав, она реагирует открыто кон­фликтно, не стараясь смягчить ситуацию... Мы говорим о сути, кото­рая в зависимости от степени деликатности может варьироваться по форме, то смягчаясь, то ужесточаясь. Только очень гуманные, хорошо владеющие гуманной же психотехникой общения и обладающие большой самодисциплиной жены в таких условиях не используют конфликтную манеру общения с мужем и не пользуются средствами принуждения. Ес­ли возникают противоречия в интересах, вопросы в таких парах ре­шаются пятьдесят на пятьдесят. То есть раз на юг едем отдыхать — раз на север, раз телевизор смотрим — раз в кино идем, раз ковер покупа­ем — раз самолет (раз нельзя купить ковер-самолет). Муж ценит такое отношение жены и, сравнивая свое положение с положением боль­шинства собратьев, испытывает счастье.

 

А что же муж?

 

Контраст между лидерским положением в служебной сфере и подчи­ненным положением в семейной мужья переживают остро. От домо-ведения они стараются уйти. Отчасти из-за перегрузок на работе. Но больше потому, что тяготит именно неквалифицированный до­машний труд. Тяготит и произвол жены.

Он предпочитает быть добытчиком. А в это понятие входят почти всегда и приработки, которые, в свою очередь, способствуют пере­утомлению на работе и отходу от домашних дел, а это опять же уве­личивает значение и власть в доме именно жены. Это психозащитное поведение. Неприятные переживания уменьшаются, но не устраня­ется их причина, которая воспроизводит ситуацию, вызывающую напряженность. Можно и вообще, и в данном случае психическую за­щиту сравнить с ненадежной покрывающей рану пленкой, под кото­рой происходит острое или хроническое воспаление. Психозащитная природа просвечивается и в том, что он уходит в свой рабочий угол для выполнения “домашних заданий” по служебной линии, в хобби, в телевизор, в спорт. Особняком стоит автолюбительство. Машина да­ет ему чувство значимости в доме, ведь машина — продолжение дома, а здесь жена некомпетентна.

То, что мы сейчас описали, можно образно назвать внутренней эми­грацией. Но постепенно она перерастает во внешнюю.

 

• Вот он ушел к соседу перекинуться в шахматы, вот пошел в сауну с мужиками попариться, вот оторвался на рыбалку, а то и на охоту.

 

Но сейчас он старается всеми силами сохранить семью и сохранить в ней мир. Пусть и ценой собственного самолюбия. В общении он старается не задевать жену первым, а в ответ на ее конфликтное пове­дение пытается вести себя сдержанно, не показать свое справедливое, с его точки зрения, раздражение. Но это чередуется с взрывами гнева, после чего обычно возникает досада на себя, и он снова покорный.

Но есть и менее покладистые мужчины. И с ними жены активно раз­водятся. Мы уже затрагивали вопрос о неравенстве при разводе (ребенок с ней, квартира делится не поровну), поэтому жена может позволить се­бе такой неравный развод, в надежде, впрочем, на иллюзорную возмож­ность замены на “хорошего” другого. Есть и вовсе непокладистые мужья, которые, не выдержав гнета, сами подают на развод...

Мы все еще говорим о первых годах брака... Но и менее покладис­тых, и вовсе непокладистых мужей в молодом возрасте — явное мень­шинство. Понятно, что некоторые мужья терпят такое положение вещей в семье скрепя сердце. И скрипя зубами. Жена чувствует это, и, несмотря на внешне проявляемую покорность его, она недовольна, она хотела бы искреннего согласия с ее “мудрым” руководством и с ее руководящей ролью вообще. Кроме того, вскрываются и другие мало­приемлемые для нее его черты, которые до свадьбы отсутствовали. Все это, складываясь, порождает ее желание и в этом даже случае раз­вестись и найти замену. И вот многие из таких жен делают это, не ве­дая, что творят. А творят разрыв себе с ним и ему с собой и с ребенком. Они не знают, что в новом варианте, даже если он состоится (а с ре­бенком труднее выйти замуж, чем без ребенка), будут новые труднос­ти, похожие или чуть иные, но все равно трудности.

 

 Это только модель

 

Мы описали события, которые происходят в первые 2—3—4 года су­пружества. Понятно, что модель взаимоотношений супругов носит собирательный характер. Это только модель. Могут, разумеется, быть исключения.

Сейчас “пошел процесс” расслоения в обществе, и при активности и нещепетильности, как замечено в главке “Любовь и деньги”, можно получить большие доходы и в молодом возрасте. И вот если муж ради семьи стал зарабатывать существенно больше, то власть молодой жены становится несколько меньше, а его вес в семье — несколько больше.

А может быть, его родители весомее.

А может быть, он обрел дополнительные умения по психотехнике общения благодаря занятиям у психологов.

Но ситуация, при которой по всем пунктам, определяющим домини­рующее положение супруга в молодежной паре, проходил бы молодой муж, — маловероятна.

Подытожим описание рычагов власти жены над мужем (в первые годы супружества, когда она молода) (рис. 19).

 

Рычаги власти. Конец супружеского двадцатилетия.

 

Теперь так же собирательно, в общем и целом, мы сейчас опишем ситуацию, характерную для, условно говоря, двадцатого года супру­жества, если оно сохраняется. По нашей “теореме”, в это время почти все рычаги власти переходят к мужу. (Вернемся к схеме, в которой это отображено графически. См. рис. 15.)

Схема наглядно демонстрирует, что переход этот происходит не сразу, а постепенно. Но мы обсудим уже результат этого процесса... Итак — двадцатый год супружеского “поединка”...

В изложении соотношения сил на двадцатом году возьмем ту же последовательность, что и в главе “Рычаги власти. Первые годы су­пружества”. Но только с одной разницей. Тогда мы как бы жалели му­жа. И женщины, читая тот материал, наверняка сделали вывод, что я принимаю сторону мужчин. Нет, я не против никого! Я за тех и за других! Но там действительно все складывалось не в пользу молодых мужей. А вот на двадцатом году все складывается не в пользу прожив­шей с мужем двадцать лет жены, и мы будем как бы жалеть теперь ее. Эти наши “как бы” означают, что жалеть на самом деле надо обоих и что мы описываем процессы как они есть.

Начнем с того, с чего мы начинали там. Прежде всего, возмож­ность замены.

Мы помним, что эта возможность зависит в первую очередь от сте­пени привлекательности каждого из супругов. Так вот, теперь-то...

 

 Кто привлекательнее?

 

Он заматерел, стал по-мужски красив. Конечно, в рамках, отпущен­ных природой. Его даже седина красит. Она же не помолодела. И уже седину красит. Такова жизнь. Но такова еще и воля женщин. Они пря­мо-таки стараются стареть: злоупотребляют косметикой-гримом (а нужна бы косметика “Шер Лайн”), едят не то и не столько, курят, мало занимаются физкультурой. Кроме того, такой парадокс. Жена старается улучшить свою внешность для чужих людей, а перед мужем часто появляется в креме, бигуди, без привычного макияжа. Получа­ется, что мужу бигуди, а начальнику локоны. Раньше это все компенси­ровалось молодостью. Но с утратой молодости заботы о своей внеш­ности для мужа не прибавляется. Он тоже ведет не идеальный образ жизни (курит, выпивает). Но природа у него другая. Он дольше дер­жит форму. (Хотя, пренебрегая советами гигиенистов, диетологов, быстрее, иногда внезапно, умирает.) Все это работает в плане сек­суальной привлекательности на него, но не на нее. С внешней при­влекательностью, как мы видим, положение у мужчины и женщины меняется, происходит перекрест (см. рис. 16).

В то же время внешние красивые своей молодостью формы более важны в женщине для мужчины, чем в мужчине — для женщины.

 

Доходы

 

Доходы растут и у жен, если они работают. Но доходы у мужей растут все же быстрее, чем у жен. Это подтверждается не только житейскими наблюдениями, но и некоторыми социологическими выкладками. Известно, что руководящий состав зарабатывает больше. А среди ди­ректоров и их заместителей больше мужчин, чем женщин, и не на 10%, а в десять раз. Разумеется, заработать можно не только на дирек­торском месте. Но и другие мужские профессии оплачиваются лучше (там риск, там нужна техническая смекалка, физическая сила, воз­можность оторваться от дома...). Так что в среднем возрасте мужья за­рабатывают существенно больше жен

Вспомним, что в молодости, когда ее родители были еще в силе и зарабатывали, будучи зрелыми людьми, намного больше, чем муж, ее тыл был обеспечен этим и она от мужа была независима. И что мать жены чаще всего бьша недовольна зятем и поддерживала ее морально, отец же, не очень вмешиваясь в житейские дела, поддерживал ее ма­териально. Теперь родители — пенсионеры, и приходится морально и материально поддерживать их. А муж — единственный серьезный

добытчик. Здесь, таким образом, тоже происходит перекрест. Она за­рабатывает немного больше, чем в молодости, но это перекрывается необходимостью помощи родителям. А у него заработки растут неу­клонно.

Все эти денежные соотношения повышают его ценность в глазах жены. Но не только жены, но и ее соперниц. Теперь он в случае развода выгодный жених. С другой стороны, в случае развода он может теперь “красиво” уйти, оставив жене и детям нажитое, а себе купить новую квартиру и продолжать хорошо зарабатывать. Так что здесь нет и в по­мине имущественного краха, о котором мы говорили, когда речь шла о первом десятилетии.

 

Психотехника общения

 

Навыки в психотехнике общения у него по сравнению с молодыми годами усовершенствовались, так что теперь он знакомится и ухажи­вает пластично, умело. Она же по-прежнему владеет навыками обще­ния, они, ранее обретенные, у нее не утрачиваются. Так что вроде бы перекреста здесь нет. Но, пытаясь их применить, она уже не получает того резонанса, который был в молодости. Она умеет принимать уха­живания, которых становится все меньше и меньше. У него же к уме­нию ухаживать прибавляются еще и деньги, которые делают это уха­живание более респектабельным, красивым.

 

Возможности замены у него увеличились

 

не только в связи с импозантностью, деньгами и психотехникой об­щения. Он и социальный статус имеет более высокий. И социальные связи, которые определяют многое, у него наладились.

Но главное, у него появилось больше “статистических” возмож­ностей Конкурентоспособных мужчин с возрастом становится все меньше. Поумирали, поскольку, выражаясь словами Воланда, мужчи­ны “внезапно смертны”. А среди выживших мужчин больше “выжив­ших из ума”, тяжело больных, заключенных, чем среди женщин. Они женщинами как женихи рассматриваются тоже очень условно.

А конкурентоспособных женщин — все больше. Он легко может после развода вновь жениться. На женщине, существенно более уст­раивающей его в каких-нибудь смыслах.

 

 Ÿ  Например, на более уступчивой и покладистой, пусть и ненамно­го моложе его — она тоже развелась-разошлась и стала понимать тягость одиночества и бояться этого одиночества.

 

 Мужчины пользуются тем, что потенциальных невест существен­но больше. По демографической статистике: среди 40—49-летних лю­дей неженатых было 8,4%, а незамужних — 21%. В два с лишним раза. И, не понимая, не зная этого, женщины тоже в два с лишним раза ча­ще сами подают на развод. Но разведенный зрелый мужчина может же­ниться и на существенно более молодой женщине. Теперь он имеет много преимуществ перед молоденькими соперниками.

Снова обратимся к цифрам. 13,4% женихов в возрасте 40—44 лет и 32,9% женихов 35-39 лет, по анализу социолога А. Б. Синельнико­ва, сочетались браком с женщинами моложе 30 лет. То есть сущест­венная разница в возрасте “в пользу мужчин”.

В связи с возможностью замены в случае ее непокладистости те­перь угрожает ей он, среднестатистический мужчина, а уж тем более если он “выше среднего”. И это может играть роль средства давления в его руках.

 

Психологическое состояние в связи с разрывом

 

у него уже не такое тяжелое. Хотя физиологическая стрессоустойчи-вость, конечно, не увеличилась с возрастом, а, может быть, даже и снизилась, у него появились навыки преодоления стрессовых ситу­аций. Появился опыт. В том числе опыт разрывов. Он не переживает это так драматично, как в молодом возрасте.

И с друзьями он в лучшем деловом и аффилиативном контакте. Те­перь он не только может выговориться в их компании, но в случае раз­рыва с женой друзья помогут ему и действенно (познакомят с кем-ни­будь, дадут ключ от запасной квартиры, своеобразного охотничьего домика, где набит холодильник и все вычищено для очередного “охот­ника”). Возможность такой действенной поддержки понимается и греет.

И перспективы возможной замены, о которых мы говорили выше, тоже, разумеется, греют и снижают переживание разрыва.

И о сексуальном одиночестве уже и речи нет. По крайней мере, любовницу он найдет без труда. Покладистую — он ведь не муж, она только хочет, чтобы он стал мужем, а он может им и не стать.

Так что разрыв переживается только в связи с муками совести (а совесть легко уговорить) и в связи с некоторым сожалением, что вот биография не вполне удалась, что вот столько лет прожито вместе — а тут разрыв...

 

Повзрослевшие дети —

 

уже не объекты-игрушки, которых (которые — даже!) можно дать или не дать.

Они продолжают привязывать мужа-отца к семье, но не настоль­ко, чтобы удержать его, если жена не будет теперь покорна его воле, и уж тем более, если она несправедлива. Он после развода сможет с ними наладить контакт.

Они становятся все более субъектами, творцами своей судьбы, имеют свои интересы, свое мнение и свои отношения с каждым из ро­дителей.

В 15-летнем возрасте дети в состоянии нравственного поиска, и если мама несправедлива, они могут поддержать уже отца, а не бес­принципно жаться к ней.

Но важнее, что в этом возрасте идет бурная борьба за независи­мость. Отец в этом вопросе обычно более демократичен с ними, дает больше степеней свободы, даже девочке и даже в сексе. И они объ­единяются с ним.

А тут еще одна психологическая закономерность. Количество вла­сти, которую. привыкла осуществлять жена-мать, по ее мнению, должно остаться таким же. Это проявляется в определенном числе приказаний: поди вынеси мусор, поди выбей ковер, поди подотри нос ребенку... Но папа выходит из-под власти. И тогда она всю ее сосредо­точивает на детях. А они протестуют и еще больше стремятся объеди­ниться с отцом. Мать может оказаться теперь в такой же изоляции, в которой в свое время оказывался отец, когда маленький ребенок объединялся с матерью.

Не сбросишь со счетов, что дети бывают и расчетливы. В воздухе уже витает слово “развод”, но с папой, у которого доходы в 2—3 раза больше, лучше не ссориться.

 

Общественное мнение

 

столь переменчиво, что на 20-м году супружеской жизни оно повора­чивается на 180 градусов. Смотрите, во дворе столько вдов и разведен­ных, а жена несправедливо, грубо (“бисер мелок!”) обходится с таким нормальным мужиком. И в учреждение, где он работает, жаловаться бессмысленно. Он стал мастером, на нем цех держится, так что даже если руководитель — женщина, она его защитит. И для нее он как производственник, работник важнее, чем как семьянин. Но чаще (по­вторим, в 10 раз) руководитель — мужчина, у которого положение в доме такое же, а симпатий, которые вызвала бы молоденькая, нет, так что он поддержит мужа еще и поэтому. Но конечно же и для руко­водителя-мужчины важнее то, что он хороший производственник, а какой он там семьянин — это на третьем месте. Это было даже в за­стойные времена, а теперь и подавно.

В крайнем случае муж пренебрежет дальнейшим повышением по служебной лестнице. К тому же оно менее вероятно, чем в молодости, тогда он с рядового врача скорее бы “скакнул” на завотделением, чем сейчас с главного врача — на руководство окружным управлением. Ну а снять за развод с должности сейчас уже не смогут. Обвинение еще надо доказать. Здесь, по этой позиции, нет перекреста, то есть он не получил еще рычага власти, но теперь он защищен от ударов.

 

Домоведение

 

когда-то было для него трудным делом, целая наука. Кухня представ­лялась чем-то вроде операционной: ножи, вилки как кохеры, пеаны, лигатуры... Все разложено по порядку, заведенному женой. И он под­чинялся охотно. Мальчиков на уроках труда опять же учат не тому Табуретки делать... Это уже программа профтехучилища. В школе на­до бы учить домашнему труду, вот суп сварить. Но не учат. И моло­денькие мужья ничегошеньки не умеют. Но проходит время. Съездит он раз пятнадцать в командировки, поймет, что не так уж страшен этот кухонный чертик, как его малюют женщины. Сам начнет поти­хоньку заниматься, что-то изобретет, чему-то научится, переймет, жену еще сможет подучить. Лучшие повара — мужчины. И лучшие портные...

Так что в случае разрыва он себя обслужит. Да чего греха таить, быстро найдется кто-нибудь из женщин, кто захочет это делать. А ча­ще и мама еще его жива (а папа, скорее всего, умер — мужчины в среднем на 10—15 лет меньше сейчас живут), она не оставит свое дитя без женского глаза, тем более надо найти применение своей за­боте о ком-то.

 

Теперь не переговорит

 

она его. Он научился, пусть и не по разработанным нами алгоритмам, пусть неоптимально, отстаивать свое мнение в конфликте. И разговор его немногословный, но весомый:

— Машенька, давай конструктивно...

А в ответ на три слова в секунду заявит:

— Я все сказал!

Нехороший, плохой, грубый, невежливый, безжалостный... Спи­сок эпитетов можно было бы продолжить. Но говорит он, чувствуя си­лу своей позиции.                                    

 

Не пришила пуговицу — полового акта не будет

 

Сексуальность его стала спокойнее, не та­кая экзальтированная, как восемнадцать лет назад. Нет-нет, не подумайте, он все еще на сексуальной высоте... если жен­щина нравится. Нравится же ему скорее послушная, чем вздорная. А любовницы, которые хотят стать женами, выказывают кротость. Но с женой, если она продолжает “бузить”, секс явно менее интересен, он предпочтет даже побольше поспать... или даже побольше поработать. А у жены в этом возрасте сексуальность — в самом расцвете. Так что это будет для нее уже наказание. Не пришила пуговицы к костюму — полового акта не будет.

Все как двадцать лет назад — только двадцать лет спустя. И все на­оборот. Перекрест.

 

Ультиматумы вместо манипуляции

 

Женщины иррациональны, мужчины рационалисты. Он получил ры­чаги власти. Начинает властвовать. Но он не пользуется манипуля­цией, а чаще по-рабоче-крестьянски ставит ультиматумы:

— Так, дорогая, мы едем к Славке в Карелию на озера. Иначе я во­обще не беру отпуск сейчас и поеду в командировку в Корею. Манипуляция — это долго, зачем? Так проще и яснее.

 

Скрепя сердце и скрипя зубами

 

Роли поменялись. И жена, предвидя полное одиночество (дети тоже разъедутся), часто становится покорной, как тогда — он. И тоже все это скрепя сердце и скрипя зубами.

И муж, ведь не ангел он, начинает вести себя авторитарно, напо­миная о рычагах принуждения и даже применяя их:

— Не хочешь ехать со мной в Карелию — найдутся другие “спут­ницы”.

 Но может смягчиться до снисходительного командно-админист­ративного тона:

— Ну-ну, Томуся, надеюсь, у тебя разум возьмет верх над иррацио­нальными побуждениями.

 

Ÿ       Он безапелляционен с ней, высказывается критически по поводу ее вкусов и развития, бывает, что и на людях, обвиняет в том, что плохо воспитала детей, высмеивает ее сентиментальность, дале­ко не признателен ей за тот трудный период, когда они жили по­беднее и она обстирывала, готовила, проводила лучшие годы в трехметровой ванной и пятиметровой кухне...

 

Если жена не права, то он грубо, на высоких тонах, с эпитетами “объясняет ей, насколько она не права”. Речь тут идет об отношении к жене по сути, а в зависимости от меры интеллигентности мужа все это может быть высказано по форме то более мягко, то более жестко.

Легко заметить, что, описывая поведение мужа, мы не слишком затруднялись в подборе фраз. Они почти те же, что и при описании отношения жены к мужу в начале брака.

Да, он не лучше. Сейчас он, может быть, даже хуже. Например, же­на авторитарно настаивала на чем-то в интересах, пусть лишь с ее точ­ки зрения, но семьи в целом:

— Наша семья поедет отдыхать на юг, как все нормальные люди, а ты, ненормальный, тащишь нас на север.

Да, это было бестактно, нетерпимо. Но вот сейчас он говорит, что не уйдет от семьи, если она будет терпеть то, что он с любовницей по­едет на байдарках, а уж потом, так и быть, он с женой съездит вместе в пансионат. А нет — вообще уйдет. Он ставит откровенно несправед­ливые условия, при которых не будет развода. В частности и в особен­ности, эти условия, как это уже прозвучало в нашей иллюстрации, ка­саются адюльтера. Известно, что полигамные тенденции, стремление к сексуальной экспансии у мужчин выражены сильнее, чем у женщин. Она если и прибегала к измене, то больше как к рычагу влияния или просто способу найти запасной аэродром. У мужчин же полигамность в самой их биологической природе. Но в первом периоде брака он ей верен. Срабатывают внушенные обществом нравственные установки. И тем легче, чем труднее реализация полигамной тенденции. Кроме того, привыкание, способствующее охлаждению, в первом периоде брака восполняется молодостью и сексапильностью жены и относи­тельной новизной для него самой сексуальной жизни. Теперь же сдер­живающий и восполняющий факторы существенно слабее, а нравст­венная установка надломлена обидами. И полигамность выявляется в плохо прикрытой или откровенной форме. Это жене причиняет стра­дания тем более горькие, коль скоро она ему не изменяла.

Протест против грубой полигамности или ухода от нее она нередко выражает суицидальной попыткой, которая носит в основном демон­страционный характер. Недостойно. Жалко все выглядит. Но вспом­ним и реализующиеся суициды молоденьких и даже более зрелых мужей. И пожалеем и женщин, и мужчин.

Только в физике противодействие равно действию. А в “лирике” — противодействие сильнее действия. Так что по закону конфликта от­ветный удар всегда сильнее. А первая, как говорят дети, начала она. В “Литературной газете” я опубликовал в виде статьи мысли, поло­женные в основу этой главы, и мой редактор Лора Великанова приду­мала броское название “Лидер начинает и проигрывает”, а художник над фотоэтюдом, изображавшим мрачную жену лет тридцати пяти и мужа к нам спиной, нарисовал поверженную шахматную королеву. И над всей этой композицией слева “Лидер начинает и”, а справа сверху вниз “проигрывает”. И врезка: “Заметки, единственная цель которых — убедить начинающих жен и мужей (жен в особенности), что обиды, нанесенные в первое десятилетие семейной жизни, не только не забываются, но и оказываются для брака гибельными”. Не всласть оказалась для нее власть.

В нем говорят обиды и молчит совесть. Применяя рычаги власти, средства принуждения, он оправдывается перед собой, перед ней и перед друзьями прошлым ее поведением.

Часть жен реагирует очень конфликтно на изменения в поведении мужа. А некоторые, недооценивая ситуацию (не ведают еще, что та­кое одиночество), продолжают и сами вести себя по-прежнему, как в первом десятилетии: авторитарны, обвинительны, насмешливы, безапелляционны, раздают мужу по разным поводам отрицательные оценки. Вспомним кинофильм “Прости” по сценарию Виктора Ме­режко.

Пользуясь ситуацией, некоторые мужья инициируют развод, с воз­растом все активнее. И тем активнее, чем больше они зарабатывают, как это выяснила социолог Л. В. Чуйко. А случается, что на развод по­дает жена, но тогда уже, когда муж фактически вне семьи.

 

Процесс пошел

 

Мы описали начало и конец процесса перехода рычагов власти от же­ны к мужу. Есть и середина. Все происходит, как мы уже заметили в самой общей форме, постепенно. Но эта мысль достойна чуть более подробного рассмотрения. Нет какого-то рубежа, скажем, между первым и вторым десятилетием. Постепенно муж набирает профес­сиональную высоту и статус. Постепенно вырастают его доходы. По­степенно он становится солидным “мэном”. Так же постепенно она утрачивает свежесть. Постепенно снижаются темпы ее профессио­нального роста и “рассеиваются” ее связи. Все больше она врастает только в быт. Постепенно вырастают дети. Внутренняя эмиграция мужа все больше переходит во внешнюю. Вот так и получается, что процесс пошел.

Но есть и узлы. После 24 лет расхватаны женихи, а разведенные мужчины не все стремятся вновь стать мужьями, а если и женятся, то, как мы уже знаем, предпочтительно на более молодых. И несмо­тря на то что она все-таки еще привлекательна, при пробном раз­рыве обнаруживается, что замену найти очень нелегко. Правда, утрата этого рычага власти нивелируется тем, что подрастает и ста­новится все более интересным для отца ребенок (знаменитый воз­раст с 2 до 5). А когда ее родители вышли на пенсию и перестали быть ее финансовой опорой, она остро почувствовала значимость заработков мужа. Узловым моментом может быть вторжение претен­дентки на роль новой жены (что может ускорить развод). Вот так, с остановками и рывками, но в среднем “медленно и печально” все и происходит.

И распад семьи на этом насыщенном драмами пути происходит тоже у кого раньше, у кого позже либо... либо вообще не происходит, то есть, скорее всего, происходит в неполном объеме.

 

Эпилог

 

Бывшая жена, вероятнее всего, замуж больше не выйдет, перенося го­речь обиды за одиночество на отношения с детьми, зятьями, невест­ками и внуками.

Он доживет холостяком до старости или вступит в новый проблем­ный брак, насыщенный новыми трудностями, которые могут привести к новому разводу.

Развод может не произойти вовсе. Но это при том, что жена на­конец да убоялась мужа своего, смирилась, построив себе поверх­ностную психозащиту (такова женская доля, так во всех семьях...), а он, пользуясь этим, властвуя неправедно и мстя за прошлое, жи­вет “в свое удовольствие”, не разводясь, потому что так удобнее. Возможен редкий вариант и “с начала до конца” подвластного муж­чины.

 

Но возможен ли оптимальный брак?

 

Возможен!

Она первая начала... Ну-с, а ежели она была бы той, которая опи­сана нами как приятное, но более или менее исключение? Конечно, нет гарантий, что и он был бы идеальным мужем в этом случае. Слиш­ком уж велики соблазны, кругом столько “зимней вишни”, а то и све­женькой клубнички. Но если он нормальный средненравственный человек, то в нем говорила бы совесть, а не обиды. Их соединяла бы история их любви, история семьи, дети, внуки, тылы, теплота, чувст­во защищенности.

Гарантий нет в каждом отдельном случае. Но вспоминаются стари­ки, которые умирали 30—40 лет назад. Они проживали жизнь труд­ную, а семья была стабильнее. Не потому ли, что, хотя и ушел патри­архат, оставалась некая патриархальность, при которой женщины были изначально более сдержанны во властных проявлениях. А муж­чины отвечали им верностью и в конце жизни.

Но, скажут нам, не возвращаться же к скрижалям этой патриар­хальности. Не возвращаться! Но обратимся к фольклору, который очень наблюдателен. Даже во времена патриархата мачеха могла за­ставить отца везти родную дочь в лес замерзать (“Морозко”) или по крайней мере держать в черном теле (“Золушка”). И помните, в “Сказке о рыбаке и рыбке” у Пушкина старик настолько затерроризирован старухой (а тоже ведь уже не матриархат), что ему и в голову не приходит попросить рыбку, чтобы старуха “заткнулась”. И все, и никаких проблем не было бы. Правда, не было бы и сказки. Но пре­кратила старухину экспансию только сама рыбка. И не был ли сам па­триархат в определенной мере защитой от манипулятивных талантов жены? Нет, не возвращаться, даже если моя гипотеза справедлива. Потому что есть самодисциплина, есть психологическая культура, ко­торой можно овладеть, есть понимание описанных нами здесь груст­ных закономерностей и есть гуманизм. А мы, люди, хомо сапиенсы и хомо моралитесы, человеки разумные и человеки нравственные, должны стараться соответствовать этим сакраментальным терминам.

А пока что приходится констатировать, что проблемным является каждый брак. Но можно ведь, поняв закономерности трудных отноше­ний, оптимизировать его.

 

Главная страница